Стивен Дональдсон - Презрение Лорда [ Проклятие Лорда, Проклятие лорда Фаула]

Он снова откинул голову и залился самозабвенным хохотом.

Кавинант смотрел на Гиганта так, словно весь юмор последнего был абсолютно недоступен его пониманию. Затем не без усилия он заставил себя расслабиться, положил посох на дно лодки и сел на поперечину, глядя вперед, на запад и на полуденное солнце. Смех Гиганта звучал очень заразительно, в нем смешалось простое неподдельное веселье, но Кавинант чувствовал, что все в нем почему-то сопротивляется этому смеху. Он не мог позволить себе стать жертвой еще одного обольщения. Он уже и так потерял себя в большей степени, чем мог надеяться найти вновь.

«Нервы не восстанавливаются». Эти слова звучали в нем погребальным звоном, как будто они были литургией для него, иконами с изображением его самого, поверженного и повергнутого в прах. «Гиганты не существуют. Я знаю разницу».

Двигаться, выжить.

Он кусал губы, словно эта боль могла помочь ему сохранить равновесие, удержать свою ярость под контролем.

Сзади Гигант вновь тихо запел. Его песня раскатилась, подобно рокоту длинной реки, впадающей в море, поднимаясь и падая, как прилив и отлив, и ветры расстояний дули сквозь архаику слов. В интервалах они переходили в прежний припев:

А затем вновь уносились вдаль. Этот звук напомнил Кавинанту о его усталости, и он лег на носу, чтобы отдохнуть.

Вопрос Гиганта застал его, когда он еще не успел уснуть.

— Ты хороший рассказчик, Томас Кавинант?

Он рассеянно ответил:

— Когда-то был им.

— А потом забросил это дело? Ах, эта история в трех словах не менее грустна, чем любая другая, которую ты мог бы мне рассказать. Но жизнь без сказки подобна морю без соли. Как ты живешь?

Кавинант положил руки на борт и опустил на них голову. По мере того, как лодка двигалась вперед, Анделейн раскрывался перед ним подобно бутону, но он не обращал на это внимания, устремив взгляд на струю воды, обтекавшую нос. Бессознательно он сжал руку с кольцом в кулак.

— Я живу…

— Еще одна? — вернул его к действительности Гигант. — Теперь уже в двух словах, и эта история еще печальнее первой. Не говори больше ничего; одно слово твое заставит меня зарыдать.

Если Гигант затаил какую-то обиду, то Кавинант не смог этого услышать. Голос Преследующего Море звучал наполовину дразняще, наполовину доброжелательно. Кавинант пожал плечами и ничего не сказал.

Через мгновение Гигант продолжал:

— Что ж, для меня такой оборот ничего хорошего не сулит. Наше путешествие будет нелегким, и я надеялся, что ты поможешь скоротать долгие часы с помощью рассказов. Но ничего. Я полагаю, что в любом случае ты не рассказал бы ничего веселого. Пожиратели, убийство Вейнхим и духов Анделейна. Что ж, кое-что из этого меня не удивляет; наши старейшины не раз предсказывали, что Губитель Душ не умрет так легко, как на то надеялся бедный Кевин. Камень и Море! Все это осквернение — опустошение и грабеж — за ложную надежду. Но у нас есть пословица, которая успокаивает детей, хотя их не так уж много, когда они начинают плакать, вспоминая свой народ, свои дома и общество, утраченные нами. Мы говорим: «Радость в ушах того, кто слышит, а не в устах того, кто говорит». В мире очень мало историй, веселых сами по себе, и у нас должны быть веселые уши, чтобы мы могли бросить вызов злу. Слава Создателю! Старый Лорд Дэймлон, Друг Гигантов, знал цену хорошему смеху. Когда мы достигли Страны, наше горе было слишком велико, чтобы мы могли сражаться за право жить.

— Хороший смех, — угрюмо вздохнул Кавинант. — Неужели за то короткое время я отсмеялся на всю жизнь?

— Вы, люди, в большинстве своем нетерпеливы, Томас Кавинант. Ты думаешь, я несу чепуху? Ничего подобного. Я хочу как можно быстрее добраться до главного. Поскольку ты забросил ремесло рассказчика, и поскольку оказывается, что никто из нас не счастлив в степени достаточной, чтобы противостоять описанию твоих приключений, — что ж, придется мне самому что-нибудь рассказать.

В рассказах есть сила — возрождение сердца, которое обязывает, — а сила нужна даже Гигантам, когда им предстоит выполнить такую задачу, как моя.

Он сделал паузу, и Кавинант, не хотевший, чтобы он умолкал — голос Гиганта, казалось, вплетал шум воды, несущейся мимо лодки, в какой-то успокаивающий узор, — сказал в наступившей тишине:

— Говори!

— Ах, — ответил Гигант, — это было уже неплохо. Ты выздоравливаешь вопреки самому себе, Томас Кавинант. Ну что ж, тогда пусть твои уши слушают весело, ибо я не поставщик скорби, хотя во времена действий мы не морщились от фактов. Если б ты попросил меня заново преодолеть твой путь, я бы потребовал, чтобы ты описал все свое путешествие в деталях, прежде чем сделал бы три шага в горы. Повторное путешествие опасно, и слишком часто возвращение возможно лишь в одну сторону — тропа потеряна, или путешественник изменился настолько, что не осталось никакой надежды на возвращение.

Но ты должен понять, Неверующий, что выбор рассказа — обычно вопрос для рассказчика.

Язык старых Гигантов — это целая сокровищница всяких историй, и для того, чтобы пересказать некоторые из них, требуются дни. Однажды, будучи еще ребенком, я прослушал три раза подряд сказку о Богуне Невыносимом и Тельме, приручившем его. Это была история, достойная доброго смеха, но прошло девять дней прежде, чем я узнал, в чем дело. Однако ты не понимаешь язык Гигантов, а перевод — это долгая история даже для Гигантов, так что проблема выбора упрощается. Но учение нашей жизни в Сириче после того, как наши корабли достигли Страны, содержит много раз помногу историй-легенд о правлении Дэймлона Друга Гигантов, и Лорика Глушителя Мерзости, и Кевина, которого теперь называют Расточителем Земли, — легенд о том, как вырезали из скал, как строили благословенный Ревлстон, «знак верности и преданности, от руки вырезанный в вечном камне времени» — как однажды выразил это в своей песне Кевин; самое могущественное, что сделали Гиганты в Стране — храм, на который теперь люди могли смотреть и помнить, что может быть достигнуто — легенд о миграции, спасшей нас от Осквернения, и о множестве лекарств, которыми владеют новые Лорды. Но выбор вновь нетрудно сделать, поскольку ты — чужак. Я расскажу тебе первую историю Гигантов Сирича — Песнь о Бездомных.

Кавинант посмотрел вокруг себя на сияющее лазурное спокойствие Соулсиз, и приготовился слушать рассказ Гиганта. Но повествование началось не сразу. Вместо того, чтобы начать свой рассказ, Гигант вернулся к своей древней простой песне, задумчиво сплетая мелодию так, что она раскатывалась подобно морской тропе реки. Он пел долго, и, поддавшись чарам его голоса, Кавинант задремал. Он был слишком утомлен, чтобы постоянно поддерживать наготове свое внимание. В ожидании он прилег на носу лодки, как усталый пловец.